Оптимизация использования степей

Конференция по заброшенным землям – впечатления три года спустя

Три года назад, 13–14 мая 2008 г., в Москве прошла Всероссийская научная конференция «Агроэкологическое состояние и перспективы использования земель России, выбывших из активного сельскохозяйственно­го оборота», организованная Россельхозакадемией и Почвенным институтом им. В.В. Доку­чаева РАСХН. К сожалению, тогда она ос­талась не замеченной «степным» природоох­ран­ным сооб­ществом, поэтому хотелось бы, пусть с запозданием, но привлечь к ней внимание.

Конференция была достаточно представительной: 74 доклада и тезиса, из которых частным вопросам состояния земель в степной зоне посвящено около 30 сообщений, лесной зоне – также 30 и около 15 – общим вопросам. По итогам конференции был издан сборник*.

Как мы знаем теперь, в 2008–2010 гг. во многих регионах были распаханы заметные пло­щади залежных земель, занятых к тому вре­мени в большей или меньшей степени восстановившимися природными экосистемами. Исходя из названия конференции можно было бы ожидать, что она и должна была подвести научное обоснование под последовавшее «возвращение в оборот заброшенных земель».

Но на самом деле доклады отличались весьма трезвой и взвешенной позицией. Неоднократно были высказаны соображения о противоэрозионной роли «выбывших» земель, их экономической ценности для животноводства и восстановления плодородия. Было заметно мнение, что важно принимать в расчет их экологическую роль в состоянии консервации (и даже природоохранную ценность как резерватов). Что же касается вопроса о сложности управления такими землями, то он требует комплексного решения, включая законодательные инициативы, и никак не решается тотальной распашкой – понимание этого было единогласным.

Лучше всего это иллюстрируется пленарным докладом недавно (на тот момент) избранного директора Почвенного института РАСХН Н.Б. Хитрова. Он, в частности, сказал:

«Консервации подлежат сильноэродированные, сильнозасоленные земли, склоны крутизной более 5–7 градусов, площади между оврагами от 300 м и менее, площади в верховьях оврагов…

Как правило, в развитых странах распахивается не более 50–55% пригодных для земледелия регионов. Для России предложены следующие параметры: если в пределах административного района в лесостепной, степной и сухостепной зонах распахивается более 55–60% территории, то необходимо рассмотреть вопрос о возможном сокращении площади пашни. Если же более 70% – это надо считать явным дисбалансом угодий. Эти цифры относятся к равнинным территориям без крупных массивов заболоченных, засоленных земель. Для последних они должны быть еще ниже».

Отмечено, что величины предельно допустимой распашки в ряде регионов превысили экологически допустимые. Такого высокого процента распашки не наблюдается в развитых странах мира. На обширных земледельческих территориях России чрезвычайно высокий процент распашки имел негативные экологические последствия. Площади естественных кормовых угодий были сокращены до минимума и оттеснены в овраги и балки. Был резко нарушен баланс гумуса, ухудшен водный режим почв. Обширные площади, подверженные процессам деградации, постепенно становились малопригодными для использования. В результате деградации пахотных угодий на значительных территориях и вовлечения в пашню преимущественно малоплодородных земель общий уровень плодородия почв пашни снижался… тем не менее государству удалось сохранить очень высокий уровень площадей пашни в стране за счет удовлетворительного состояния материально-технических средств, а также значительных прямых и косвенных производственных вложений.

Политика сохранения очень больших пло­щадей пашни в стране является спорной. Ведущие ученые-аграрники неоднократно высказывали мнение, что площади пашни следует сократить за счет малопродуктивных земель на 30–40 млн га и сосредоточить имеющиеся ресурсы на оставшихся более плодородных землях, где они дадут большую отдачу. Сокращение пахотных угодий имеет свои позитивные и негативные последствия. Вывод из использования крупных массивов пашни с деградированными и малоплодородными почвами имел существенный положительный экологический эффект и существенный экономический эффект. Выводились из использования в первую очередь поля с наименее плодородными почвами. Поэтому качество фактически засеваемых пахотных угодий в целом улучшилось. Все это способствует поддержанию уровня урожай­ности культур, близкого к периоду 1980-х и даже выше, и объективному уменьшению затрат на производство единицы продукции. К проблеме надо подходить комплексно, и решения по использованию выбывших земель могут быть различными: возврат в пашню с последующим рациональным использованием, перевод в сенокосы и пастбища, перевод в лесной фонд, консервация для восстановления природных экосистем, использование под заказники, охотугодья и т.д.

В докладе академика Г.В. Добровольского с коллегами (МГУ) отмечено, что «Россия располагает в перспективе большими возможностями развития кормовой базы животноводства. Однако… луговодству не уделяется должного внимания. А между тем в развитых странах луговодству как основной базе кормопроизводства придается очень большое значение. В США природные кормовые угодья обеспечивают более половины производимого в стране мяса, одну треть молока».

В докладе академика РАСХН В.И. Ки­рюшина (Тимирязевская сельскохозяйственная академия): «… весьма полезен опыт государственных служб США, ведущих жесткий контроль за использованием земель. В частности, по проектам этих служб за последние годы из активного сельхозоборота выведено около 20 млн га эрозионных земель. Подобная рабо­та предстоит и в России, хотя и в меньших масштабах».

Экспертов в области экономики земельных отношений также беспокоит будущее восстановившихся экосистем на выбывших из сельскохозяйственного использования землях. Один из крупнейших российских экспертов в сфере организации землепользования П.Ф. Лойко (УНЦ «Земля» Российской академии госслужбы), доклад «Совершенствование нормативно-правового обеспечения и организационно-управленческих аспектов сельскохозяйственного землепользования в России»: «Зарастание почвы естественной растительностью, в частности травянистой, с экологической точки зрения явление положительное, ведущее к восстановлению плодородия почв, в земельном законодательстве однозначно рассматривается как ненадлежащее использование или даже порча». Он привлекает внимание к тому, что «под законодательство о консервации не подпадают смытые почвы на склонах круче 7 градусов, которые, исходя из всех показателей, должны быть выведены из пашни. Известно много случаев, когда пашня на таких склонах, с большим трудом переведенная в кормовые угодья, продолжает использоваться для возделывания сельхозкультур».

В ряде исследовательских работ по част­ным вопросам представлена фактура по положительной экологической и экономической роли залежных земель. В частности, освещалась их роль в восстановлении плодородия и накоплении органического углерода (доклады И.Н. Кургановой, А.А. Романовской, В.О. Лопес де Гереню).

Список можно продолжать – практически каждый доклад, выходящий на уровень обобщений, более или менее настойчиво указывал, что к использованию выбывших земель надо подходить комплексно, дифференцированно, причем с учетом их экологической роли. Не волновали эти вопросы только некоторых чиновников Россельхозакадемии, озабоченных лишь «подъемом бросовых земель» (доклад В.А. Захаренко, вступительное слово А.Л. Иванова).

Надо подчеркнуть, что контингент докладчиков составляли исследователи РАСХН и отраслевые специалисты. «Большая» Российская академия наук почти не представила докладов; природоохранные организации и эксперты не были представлены вовсе. Это говорит о том, что понимание экологической и экономической важности выбывших из активного оборота земель зреет внутри самой сельскохозяйственной отрасли.

А что же власть? Ее в какой-то мере пред­ставляли А.В. Петриков, замминистра сельского хозяйства РФ, и А.Л. Иванов, вице-президент РАСХН. В их докладах о понимании этой проблемы не было ни слова. Зато А.Л. Иванов расстраивается, что «площадь пашни уменьшилась на 11 млн га, а посевные площади на 40 млн га; мелиорированные земли на 2 млн га», и озвучивает запросы аграрного бизнеса по госинвестициям, причем даже для освоения новых (!) земель: «финансовые средства, требующиеся для осуществления мероприятий по восстановлению земель, в том числе для освоения новых земель … вполне окупятся за счет получения дополнительной продукции».

К идеологическим приоритетам «культа пашни» он прибавляет и новые политические соображения: «Интересы национальной без­опасности страны, увеличение числа территориальных претензий к России в будущем требуют принятия адекватных мер, прежде всего по централизации функций государственного управления земельно-ресурсным потенциалом страны как ее главным национальным богатством…».

Надо думать, что тут имеется в виду усиление госрегулирования земель и поддер­жа­ние площади пашни в приграничных с Китаем регионах, чтобы никто не предъявил претензии к неиспользованию земли. Основным потенциально пахотнопригодным регионом на российско-китайской границе является Забайкалье, и именно там сосредоточены значительные площади восстанавливающихся на залежах степных экосистем. Неизвестно, почему чиновник при этом игнорирует опыт того же Китая по развитию пастбищного животноводства на базе естественных степных пастбищ.

Из внушающих какую-то надежду в выступлениях официальных лиц можно отыскать только туманную формулировку: «Проведение исследований по разработке научно обоснованной системы дифференцированных мер по возврату в сельскохозяйственное производство или консервации земель, выбывших из оборота…», а также о сфере законодательства: «уточнение определения случаев и критериев ненадлежащего и неэффективного использования сельхозугодий» (А.В. Петриков, замминистра сельского хозяйства РФ).

Можно добавить, что за прошедшее после конференции время значительных достижений по управлению «выбывшими землями» не достигнуто, а уничтожение восстановившихся экосистем огульной распашкой заметно. Понятно, как это характеризует государст­венную политику в этой сфере. В завершение приведем еще одну цитату из доклада В.И. Кирюшина: «По инициативе депутатов Государственной думы был принят закон о земельном кадастре, из которого были исключены бонитировка почв и качественная оценка земель. Государство осталось не только без каких-либо рычагов влияния на использование­ земельных ресурсов, но и без информации об их состоянии, что является исключительным прецедентом в мире. Чтобы понять несостоятельность такого рода аграрно-экономической политики государства, не надо быть экономистом. Трудно понять, каким образом эта политика могла так долго продержаться, несмотря на известные экономические прогнозы».

А.В. Елизаров (ИЭВБ РАН, Тольятти)

* Агроэкологическое состояние и перспективы использования земель России, выбывших из активного сельскохозяйственного оборота: Материалы Всероссийской научной конференции / Под ред. Акад. А.Л. Иванова. М., 2008. 405 с.